ВПЕРЕД-РОВЕНЬКИ

Отдыхая или гуляя в Гремучем лесу – зеленой жемчужине Ровеньков – подозревали ли вы, что это огромная братская могила?

- Вот здесь мы пацанами прятались в зарослях, - показывает на край полянки в лесу Иван Платонович Криворогов. - А вон там немцы расстреливали людей…

Ивану Криворогову в 1942 году было всего 14 лет. И на фронт идти еще мал, и дома возле мамки спокойно уже не сиделось. Ваня учился в школе №2 – она была как раз напротив нынешнего здания «ДТЭК Ровенькиантрацит». Когда школу разбомбили, на занятия ходили в здание, где сейчас находится городской краеведческий музей. А после учебы мальчишки бежали в лес. «Бомбили Ровеньки часто, чаще всего лес, - вспоминает Иван Платонович. – То наши, то немцы. А мы бегали смотреть, что взорвали. Однажды видели чьи-то кишки на дереве»… «Страшно было?» - спрашиваю. «А чего бояться? – рассуждает мой собеседник. – Война была… Человек ко всему привыкает. Тем более мы – совсем пацаны тогда. Немцы отступали – склад боеприпасов оставили. Так мы, помню, насыпали полную бочку железного пороха, от нее дорожку просыпали, подпалили, а сами деру дали в кусты. Хотели посмотреть, как рванет. Рвануло! Да так, что месяца два глухим ходил. А на минах сколько друзей подорвалось…».

Взрывы, стрельба, кровь и смерть в то время были обычным делом. А им, подросткам, все равно было интересно. Моторошно, но интересно. В здании нынешней ЦГБ во время оккупации размещалось окружное гестапо. Туда возили не только ровенчан, но и жителей соседних городов и поселков. Расстреливали неподалеку – там, где сейчас находится детский лагерь «Лесные зори». Как рассказывает Иван Платонович, такими рвами ископали территорию до тогдашнего промсада (ныне – Залесье). «Деревья, сам лес, - уточняет ветеран, - выросли здесь уже после войны. А тогда тут убивали людей».

…Мальчишки пробрались в лес. Наблюдательный пункт устроили в зарослях. Сидели, затаив дыхание, потому что попасться – значит, тоже быть там – во рве. Жандармы с блестящими орлами на груди пригнали людей, расставили и расстреляли. Ров зарыли, и практически сразу начали копать новый. Кого в тот день расстреливали, Иван Платонович не знает. Рассказывает, что в Ровеньках во время оккупации такое происходило чуть ли не ежедневно. То евреев, то провинившихся за что-то казнили… Как можно было провиниться? Помнит один случай, когда сосед заявил на соседа, что у него морковку вырвал. Того расстреляли. Так «порядок» наводили. «Бахчу, - показывает в район нынешнего Киевского, - не охраняли. Дествовали по-иному - поставили по углам виселицы, поймали – повесили. И не снимали. Так бахчу стороной все обходили. А когда склад зерна разбомбили?.. Есть было нечего, народ побежал набрать хотя бы немного. Когда полицаи прибежали туда, народ кинулся врассыпную. Кого поймали – расстреляли. Больше за зерном туда никто не ходил».

Еще Иван Платонович вспоминает, как в здании нынешнего военкомата был в войну госпиталь. Туда возили раненых с Миус-фронта. В районе парка тогда выкопали большую яму, выложили ее плащ-палатками. Туда свозили солдат, умерших от ран в госпитале. Позже, конечно, их перезахоронили, но воспоминания о том, что умерших возили просто по улицам города, остались навсегда.

В Германию Ваню не угнали, хоть ему и было уже 14 лет. Им с мамой тогда удалось исправить дату рождения в метрике. В 1943-м (после освобождения города) он пошел работать – учеником бухгалтера в смешторг. В 1945-м его призвали в армию. Мама тогда болела, и сумку солдату никто не собирал. Тетка, вспоминает, принесла деревянную ложку и наказала, чтобы обязательно привез. И Ваня ее привез. «В немцев не стрелял, не успел, - говорит Иван Платонович. – Венгрия, куда нас привезли, уже была освобождена, Румыния – тоже. Уже отвоевавшие свое солдаты домой возвращались, а за дивизионной техникой кому-то приглядывать нужно было». Иван служил на БМ-13 (БМ – боевой миномет, в народе – «катюша»). Дивизия стояла в бывшей столице Венгрии городе Секешвехерваре. «Порядок», как в оккупированных Ровеньках, молодой солдат увидел и там. Самый большой грех – украсть и обмануть. За кражу мадяры не судили, а вешали. Поэтому чудно было видеть, что магазины никто никогда не закрывал. "Помнится, - рассказывает Иван Платонович, - на улице стоял чей-то велосипед. Солдаты взяли его покататься. Накатались и оставили. За это удовольствие все трое получили, уже от наших, по 10 лет Сибири».

Домой со службы Иван приехал в 1951 году. Пошел работать. Закончил вечернюю школу, отучился заочно в Институте народного хозяйства. Стаж работы у него внушительный – более 60 лет. Работал в ОРСе треста «Фрунзеуголь», потом 36 лет – главным бухгалтером шахты им. Дзержинского. На вопросы, как повлияла на его жизнь война, было ли у него детство, юность, ветеран задумчиво улыбается. "Была война, - добавляет, качая седой головой. - Когда объявили о начале войны, куда ни глянешь – везде слезы. К ним потом добавились кровь и смерть”.

В августе 2010 года, при подготовке площадки под новые корпуса лагеря "Лесные зори”, шахтеры нашли человеческие останки. Эксперты утверждают, что там было захоронение умерших от ран солдатов. Уже в октябре их перезахоронили. Но судя по воспоминаниям Ивана Платоновича Криворогова, в Гремучем лесу еще много жертв той страшной войны. Рвы, в которых немцы скрывали тела неугодных им, уже давно поросли деревьями. Расстрельный лес взял к себе души погибших, став большой братской могилой. В этом году исполняется ровно 70 лет со времен начала расстрелов, о которых рассказал Иван Платонович Криворогов. Встретиться с ним "ВР” помог известный в Ровеньках краевед Константин Кравченко. Он обещает продолжить исследования в отношении расстрелов в Гремучем лесу. Вот так: годы неумолимо удаляют нас от той войны, но память о ней живет. Живет в людях и в нем - нашем родном Гремучем, который вовсе не расстрельный, а скорее расстрелянный войной лес.

Солдат Иван Криворогов перед демобилизацией.